«Климко шел босой, в кургузых штанишках, старой матроске, которая была когда-то голубой, а теперь стала серая, и еще в дяди Кирилла дежурке. Той дежурке, как говорил дядя, было «сто лет и не рвалась она лишь потому, что заскорузлая от давнего мазута. Не брали ее ни дождь, ни снег, ни солнце... Ночью она холоднела, а днем аж дымила на солнце, пахла еще сильнее…».